Кого из русских писателей не любил бунин. Знаменитые сплетники. Пушкин и его культ

Сплетни - это когда вы слышите то, что вам нравится, о тех, кто вам не нравится. Э. Уилсон

Этот пост лежал в черновиках целую вечность! Настало время выйти из сумрака! Итак, однажды я наткнулась в интернете на такую примечательную схемку, компактно вмещающую в себя 16 высказываний Ивана Алексеевича Бунина о других писателях и поэтах. Я уже делала в 2014 году, но в нем ни о чем таком не упоминалось.
В посте ничего не видно, рекомендую увеличить схему, нажав сюда или открыв изображение в новой вкладке (правая кнопка мыши). Перечислю "героев" по часовой стрелке, начиная с левого верхнего угла:

Исаак Бабель - "один из наиболее мерзких богохульников"
Марина Цветаева "с ее непрекращающимся всю жизнь ливнем диких слов и звуков в стихах"
Сергей Есенин: "Проспись и не дыши на меня своей мессианской самогонкой!" и т.д. по кругу, перепечатывать не буду, на увеличенной схеме будет видно:
Анатолий Мариенгоф
Максим Горький
Александр Блок
Валерий Брюсов
Андрей Белый
Владимир Набоков
Константин Бальмонт
Максимилиан Волошин
Михаил Кузмин
Леонид Андреев
Зинаида Гиппиус
Велимир Хлебников
Владимир Маяковский

Мне стало любопытно, и я решила поискать в сети другие подобные высказывания писателей друг о друге. Наиболее понравившимися делюсь с вами:

♣♣♣ ♣♣♣

Иван Бунин о Максиме Горьком:
"Вот уже сколько лет мировой славы, совершенно беспримерной по незаслуженности, основанной на безмерно счастливом для ее носителя стечении не только политических, но и весьма многих других обстоятельств - например, полной неосведомленности публики о его биографии".

♣♣♣ ♣♣♣

Иван Бунин о Владимире Маяковском:
"Маяковский останется в истории литературы большевицких лет как самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства, по части литературного восхваления его и тем самым воздействия на советскую чернь".

♣♣♣ ♣♣♣

Еще одна интересная цитата Бунина о Набокове (Сирине), хотя , конечно, больше о себе :
" Я думаю, я повлиял на многих. Но как это доказать, как определить? Я думаю, не будь меня, не было бы и Сирина (хотя на первый взгляд он кажется таким оригинальным)."

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков о Федоре Достоевском:
«Безвкусица Достоевского, его монотонное копание в душах людей, страдающих префрейдистскими комплексами, его упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства – всем этим трудно восхищаться»

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков об Эрнесте Хэмингуэе (1972):
"В умственном и интеллектуальном плане он безнадежно юн. Ненавижу его истории о колоколах, мячах и быках" (в оригинале лучше: "about bells, balls, and bulls").

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков о Томасе Манне:
«Крошечный писатель, писавший гигантские романы».

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков о Николае Гоголе:
"Когда я хочу, чтобы мне приснился настоящий кошмар, я представляю себе Гоголя, строчащего на малороссийском том за томом "Диканьки" и "Миргорода": о призраках, которые бродят по берегу Днепра, водевильных евреях и лихих казаках".

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков о Уильяме Фолкнере :
«Летописец початков кукурузы. Считать его произведения шедеврами - абсурд. Ничтожество».

♣♣♣ ♣♣♣

Владимир Набоков о романе Бориса Пастернака: «Доктор Живаго»:
«Ненавижу. Мелодраматично и дурно написано. Считать его шедевром - абсурдное заблуждение. Пробольшевисткий роман, исторически неверный. Жалкая вещь, неуклюжая, тривиальная, мелодраматичная, с избитыми ситуациями и банальными совпадениями».

♣♣♣ ♣♣♣

Уильям Фолкнер о Марке Твене:
«Продажный писака, который в Европе считался бы четверосортным, но которому удалось очаровать нескольких замшелых литературных скелетов, которых давно пора отправить в топку, местным колоритом, интригующей поверхносностью и ленью»

♣♣♣ ♣♣♣

Уильям Фолкнер об Эрнесте Хемингуэе:
«Он никогда не был известен тем, что писал слова, которые могли бы заставить читателя открыть словарь».

♣♣♣ ♣♣♣

Эрнест Хемингуэй о Уильяме Фолкнере:
«Вы когда-нибудь слышали о том, кто нещадно закладывают за воротник прямо во время работы? Точно, это – Фолкнер. Он занимается этим настолько регулярно, что я прямо посреди страницы могу сказать, когда он сделал первый глоток»

♣♣♣ ♣♣♣

Марк Твен о Джейн Остин:
«У меня нет прав критиковать книги, и я не делаю этого, кроме случаев, когда я их ненавижу. Мне часто хочется критиковать Джейн Остин, ее книги так меня бесят, что я не могу скрыть свое бешенство от читателя, по этой причине мне приходится останавливаться, стоит только начать. Каждый раз, когда я открываю "Гордость и предубеждение", мне хочется размозжить ей череп ее собственной берцовой костью»

♣♣♣ ♣♣♣

Фридрих Ницше о Данте Алигьери:
«Гиена, которая пишет поэзию на могилах»

♣♣♣ ♣♣♣

Шарль Бодлер о Вольтере (1864):
«Во Франции на меня все наводило скуку – и основной причиной был Вольтер… король простофиль, мнимый принц, анти-творец, представитель уборщиц»

♣♣♣ ♣♣♣

Сэмюэль Батлер о Гёте (1874):
«Я прочитал перевод гетевского «Вильгельма Майстера». Это хорошее произведение? По мне, так это самая ужасная книга из тех, что я когда-либо читал. Ни один англичанин не написал бы такой книги. Я не могу припомнить ни одной хорошей страницы или мысли… Если это действительно Гёте, то я счастлив, что не стал, в свое время, учить немецкий»

♣♣♣ ♣♣♣

Марина Цветаева о Пастернаке:
«Он одновременно похож на бедуина и его лошадь»

♣♣♣ ♣♣♣

Интересное объяснение тренировки своего писательского мастерства предложил Эрнест Хемингуэй :
«Я начал очень скромно и побил господина Тургенева , - откровенничал Хемингуэй. - Затем - это стоило большого труда, - я побил господина де Мопассана . С господином Стендалем у меня дважды была ничья, но, кажется, в последнем раунде я выиграл по очкам. Но ничего не заставит меня выйти на ринг против господина Толстого ».

♣♣♣ ♣♣♣

Шарлотта Бронте о Джейн Остин (1848):
«Я не знаю, почему все в таком восторге от Джейн Остин. Я бы не вынесла жизни вместе с ее элегантными, но ограниченными героями»

♣♣♣ ♣♣♣

Герберт Уэллс о Бернарде Шоу:
«Тупоумный ребенок, орущий в поликлинике».

♣♣♣ ♣♣♣

Элизабет Бишоп о Дж. Д. Сэлинджере:
«НЕНАВИЖУ [«Над пропастью во ржи»] ! Мне понадобились дни, чтобы осилить эту книгу, страница за страницей, краснея за него за каждое следующее глупое предложение. Как они позволили ему это издать?»

Это всё, что мне хватило сил и терпения насобирать в сети. Спасибо за внимание! Надеюсь, было интересно!

Называют одной из самых непростых личностей в русской литературе начала XX века. Дворянин, сноб и эстет, он презирал почти всех писателей-современников. В своем дневнике он оставил о них весьма своеобразные (мягко говоря!) отзывы, которые давно уже стали интернет-мемами.

Мы решили вспомнить, что в свою очередь думали о Бунине и его творчестве Максим Горький, Александр Куприн, Алексей Толстой и другие классики.

Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится радужного блеска и звёздного сияния его одинокой страннической души.

Тихая, мимолётная и всегда нежно-красивая грусть, грациозная, задумчивая любовь, меланхолическая, но лёгкая, ясная «печаль минувших дней» и, в особенности, таинственное очарование природы, прелесть её красок, цветов, запахов - вот главнейшие мотивы поэзии г. Бунина. И надо отдать справедливость талантливому поэту, он с редкой художественной тонкостью умеет своеобразными, ему одному свойственными приёмами передавать своё настроение, что заставляет впоследствии и читателя проникнуться этим настроением поэта и пережить, перечувствовать его.

Мастерство Бунина для нашей литературы чрезвычайно важный пример - как нужно обращаться с русским языком, как нужно видеть предмет и пластически изображать его. Мы учимся у него мастерству слова, образности и реализму.

Наша великая литература, рожденная народом русским, породила нашего славного писателя, ныне нами приветствуемого, - И. А. Бунина. Он вышел из русских недр, он кровно, духовно связан с родимой землёй и родимым небом, с природой русской, - с просторами, с полями, далями, с русским солнцем и вольным ветром, со снегом и бездорожьем, с курными избами и барскими усадьбами, с сухими и звонкими проселками, с солнечными дождями, с бурями, с яблочными садами, с ригами, с грозами... - со всей красотой и богатством родной земли. Всё это - в нём, всё это впитано им, остро и крепко взято и влито в творчество - чудеснейшим инструментом, точным и мерным словом, - родной речью. Это слово вяжет его с духовными недрами народа, с родной литературой.

«Умейте же беречь...» Бунин сумел сберечь - и запечатлеть, нетленно. Вот кто подлинно собиратели России, её нетленного: наши писатели и между ними - Бунин, признанный и в чужих пределах, за дар чудесный.

Через нашу литературу, рождённую Россией, через Россией рождённого Бунина признается миром сама Россия, запечатлённая в письменах.

Зинаида Гиппиус

Бунин вообще, как человек (и как писатель), из непримиримых. Это его замечательная черта. Отчасти она является причиной его закрытости, скрытости, сжатости, собранности в себе.

Добр ли он? Не знаю. Может быть, добрее добрых; недаром такие полосы, такие лучи нежности прорываются у него... Но как-то не идет к нему этот вопрос. Во всяком случае, не мягок, не ломок. Достаточно взглянуть на его сухую, тонкую фигуру, на его острое, спокойное лицо с зоркими (действительно, зоркими) глазами, чтобы сказать: а, пожалуй, этот человек может быть беспощаден, почти жесток... и более к себе, нежели к другим.

Я его не люблю: холодный, жестокий, самонадеянный барин. Его не люблю, но жену его - очень.

Когда я с ним познакомился, его болезненно занимало собственное старение. С первых же сказанных нами друг другу слов он с удовольствием отметил, что держится прямее меня, хотя на тридцать лет старше. Он наслаждался только что полученной Нобелевской премией и, помнится, пригласил меня в какой-то дорогой и модный парижский ресторан для задушевной беседы. К сожалению, я не терплю ресторанов и кафэ, особенно парижских - толпы спешащих лакеев, цыган, вермутных смесей, кофе, закусочек, слоняющихся от стола к столу музыкантов и тому подобного... Задушевные разговоры, исповеди на достоевский манер тоже не по моей части. Бунин, подвижный пожилой господин с богатым и нецеломудренным словарем, был озадачен моим равнодушием к рябчику, которого я достаточно напробовался в детстве, и раздражен моим отказом разговаривать на эсхатологические темы. К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. «Вы умрете в страшных мучениях и в совершенном одиночестве», - горько отметил Бунин, когда мы направились к вешалкам... Я хотел помочь Бунину надеть его реглан, но он остановил меня гордым движением ладони. Продолжая учтиво бороться - он теперь старался помочь мне, - мы выплыли в бледную пасмурность парижского зимнего дня. Мой спутник собрался было застегнуть воротник, как вдруг приятное лицо его перекосилось выражением недоумения и досады. С опаской распахнув пальто, он принялся рыться где-то подмышкой. Я пришел ему на помощь, и общими усилиями мы вытащили мой длинный шарф, который девица ошибкой засунула в рукав его пальто. Шарф выходил очень постепенно, это было какое-то разматывание мумии, и мы тихо вращались друг вокруг друга, к скабрезному веселью трех панельных шлюх. Закончив эту операцию, мы молча продолжали путь до угла, где обменялись рукопожатиями и расстались.

Поразительные факты о жизни и творчестве писателя.

Он очень любил Пушкина и на своем примере опроверг его выражение о том, что, гений и злодейство – 2 вещи несовместных. В школе показывают только светлую сторону писателя, но о его реальной натуре практически ничего не известно.

Итак, каков был на самом деле Бунин?

Творчество.
Одно из самых его известных книг – «Темная аллея» на самом деле является очень откровенным произведением сексуального, и даже скорее всего порнографического характера. Есть мнение, что в этой книге он поделился с читателем своей личной жизнь, переживаниями, опытом, нравами, мечтами, видениями и желанием. Так что можно с уверенностью сказать, Бунин был страстным любителем, знатоком женского тела и знал, что есть любовь, а также знал как может она облагородить и как уничижить естевтсво человеческое. Рекомендую прочитать «Темные аллеи», т.к. интимные отношения, описанные в форме классического пушкинского стиха, предстают в какой-то новой, доселе незнакомой форме и это увлекательно и познавательно в одно и тоже время.

Семья.
У Бунина был очень тяжелый отец, что усугублялось пьянством; при этом он «гонял» мать Бунина. По воспоминаниям самого писателя, однажды отец напился и стал бегать за матерью с ружьем, угрожая убить. Бедная женщина выбежала во двор и залезла на дерево, отец Бунина выстрелил из ружья, но, слава богу, не попал. От страха женщина упала на землю и получила серьезный перелом…, но осталась жива.
Эту жуткую историю Бунин часто рассказывал своему окружению с улыбкой, с заливистым смехом и хохотом, словно для него это была забавная, веселая история, которая даже не с его матерью то и происходила…
Также у Бунина была сестра, очень красивая. Вот отрывок из письма Бунина о ней: «Катюша моя была очень красивой, прелестной особой. Но почему, зачем она вышла замуж за какого-то ж/д стрелочника, беднейшего человека…»
Так вот, при всем таком положительном отношении к своей сестре он не оказывал ей никакой материальной помощи, а также не помогал своей матери, которая жила с Катей. Представляете, Бунин ни разу в жизни никак не помог своей матери и сестре в тяжелое послевоенное время! Хотя мог бы сделать это, т.к. получил Нобелевскую премию.
С другой стороны, всю премию в 1 млн. долларов он раздал на благотворительность, а также в оказал поддержку писателям, живущим а изгнании, за границей.
Я не могу понять, как так можно делать – с одной стороны, потратить огромнее деньги от премии на благотворительность, а с другой, никак не помогать сестер и матери.

Семейная жизнь.
У Бунина была одна жена, Вера. Она была верной подругой и женой всю его жизнь, он никогда не хотел с ней расставаться. Но это не помешало ему в 50 лет завести любовницу, Галину. Причем он не скрывал своих сексуальных отношений с Галиной от жены. Более того, он привел Галину в дом, сказал Вере, что Галина его любовница, и они будут с ней спать на семейном ложе, а Вера будет отныне спать в соседней комнате, на неудобной кушетке…
Надо отметить, что у Бунина не было детей, он негативно относился к ним. Как однажды заметила его жена, «Бунин, хоть и был невероятным сластолюбцем, не знал откуда берутся дети».

Отношение Бунина к другим поэтам.
Бунин ненавидел и поливал грязью практически всех других поэтов, живших в его время, особенно Маяковского, о котором говорил так, если им приходилось встречаться на какой-либо литературном мероприятии: «Ну вот, пришел Маяковский, открыл свой корытообразный рот».
Также он не любил Чехова, ржал над Бальмондта, глумился над Есениным и другими. Надо признать, что он унижал их в очень искусной манере, выискивая самые нелепые места в их произведениях и затем, тыкал на них пальцем, заливисто смеясь, говорил, что они глупцы и олухи царя небесного.

Отношения с друзьями, с обществом.
В этом плане он был очень неординарная личность! Он с издевкой относился ко всему своему окружению, унижал людей очень сильно без всяких на то оснований. Однажды Бунина пригасили на литературные посиделки и там была его очень страстная его поклонница, которая мечтала хотя бы глазком увидеть Ивана Алексеевича. Когда он пришел на вечер и с кем разговаривал, она подошла к нему и задала какой-то простой вопрос, он спросил ее имя, оказалось, Лулу. Так он так жестко спошлил насчет ее имени, что бедная девушка пошла пятнами, выбежала из зала… На вопрос зачем он так сделал, ответил, «А что эта шавка в разговор вмешивается, она что, не видит, что я с человеком разговариваю». Тут надо сказать, что эта Лулу была знатных кровей…
В послевоенное время Бунину приходилось очень тяжко, деньги нобелевки он раздал очень быстро и ничего не оставил себе, поэтому жил впроголодь на юге Франции. Вера, его жена, поделилась в своих мемуарах о жизни с Буниным, следующим: «Когда я ходила за продуктами, то прятала большую их часть, т.к. Бунин буквально сжирал все единолично и не делился с мной. Однажды, оголодав, он разбудил меня в 3 часа ночи и потребовал, чтобы я сказал, где тайник с едой – ему приспичило поесть, а найти новый схрон не удавалось. Я показала где прятала еду».

Заключение.
Бунин считал себя больше поэтом, нежели прозаиком и полагал, его творчество недооценено. Он не входил ни в одну из творческих групп (символисты и пр.). Это был гений, мощный Творец-одиночка и стоял особняком от всех.
С другой стороны, Бунин был очень неприятным, капризным, горделивым, заносчивым человеком, очень тяжелым в общении. Он не испытывал никаких чувств к своей родне, матери и сестре, не общался с ними. В семейной жизни оказался бабником, не смущаясь даже что о нем подумает общество – а ведь все знали, что он жил в одном доме с женой и любовницей одновременно.
Почему с ним прожила всю свою жизнь его жена Вера мне, к примеру, совершенно не понятно.

Выражаю благодарность Доморослой Т.И., заслуженному учителю РФ по русскому языку и литературе за помощь в создании материала.

В жизни Ивана Алексеевича Бунина 1933 год выдался особым: первым из всех русских писателей он получил Нобелевку по литературе, с ней пришли и слава, и международное признание назло проклятой им большевицкой России, и деньги появились – теперь было на что снимать виллу «Бельведер» в Грассе. Но на обратном пути из Стокгольма его юная спутница, поэтесса Галина Кузнецова, простыла, и они были вынуждены остановиться в Берлине, где и случилась роковая встреча с Маргаритой Степун – оперной певицей, богемной красоткой и властной лесбиянкой. Встреча эта уничтожила все. Прежде так отлично жилось шумным писательским домом: Бунин, его жена Вера, его любовница Галя, бросившая мужа, писатель Леонид Зуров, влюбленный в Веру, – и вдруг откуда ни возьмись эта резкая женщина в мужских костюмах и шляпах. Он был унижен и зол. Но, может быть, так ему было и надо?

Слово «стилист», что назойливо торчит из каждого разговора о бунинской прозе («великий! удивительный! яркий!»), идеально описывает всю его фигуру, но не как существительное, а как краткое прилагательное: Иван Алексеич был плечист, прогонист и стилист. Вот он в 19 лет на первой в жизни взрослой фотографии: бурка (при чем тут бурка? Лермонтов не дает покоя?), дворянская фуражка и синяя бекеша.

К совершенству этого опереточного, но чертовски органичного образа остается лишь добавить, что деньги, потраченные на бекешу и верховую кобылу, предназначались для внесения в банк. Родовое имение, заложенное еще картежником отцом, можно было бы однажды выкупить, если тяжело и много трудиться и не забывать платить проценты по закладной. Но нет, бекеша – сейчас и немедля!

Деньги, потраченные на бекешу и верховую кобылу с фотографии, предназначались для внесения в банк.

Да что бекеша, на каждой фотографии мы видим человека, приросшего к костюму и среде. Намертво накрахмаленные воротнички-стойки и щегольская эспаньолка начала века, мягкие галстуки-бабочки 1930-х, нобелевский смокинг – все это словно было создано под Бунина. Мировая слава нагоняет его в слегка захолустном Грассе, он мчится в Париж и немедленно оттуда телефонирует семье: «Остановился в модном отеле, совсем раздет, но уже приходил портной, который будет шить пальто и костюм для церемонии».

Все, кто писал о нем сколько-нибудь всерьез как о человеке (жена, друзья, женщины), сходятся в одном и том же: он был великий актер. Причем, конечно, со всеми, кроме говорившего. Жена: «На людях он был холоден и высокомерен, но никто не знал, какой он нежный». Любовница: «Все думают, что он учтивый и светски-вежливый, но дома он сыплет грубыми шуточками и вообще гораздо оригинальнее». А вот одна подруга: «Он любил главным образом так называемые детские непечатные слова на «г», на «ж», на «с» и так далее. После того как он два-три раза произнес их в моем присутствии и я не дрогнула, а приняла их так же просто, как и остальной его словарь, он совершенно перестал рисоваться передо мной». Эти три заметки – одного времени. Неизменно поражает, как за «настоящего Бунина» все эти люди принимали образы почти совершенно различные.

«Остановился в модном отеле, совсем раздет, но уже приходил портной, который будет шить пальто и костюм для церемонии».

Иван Алексеевич Бунин был недоучка. В 11 лет поступил в Елецкую гимназию (раньше мама не отпускала: «Никто не любил меня так, как Ванечка»), проучился два класса худо-бедно, в третьем был оставлен на второй год и, откусив немного от четвертого, формальное образование прекратил. Отец, которого все вспоминали как человека равно безответственного и обаятельного, к этому моменту закончил проигрывать в карты не только приданое жены, но и фамильное поместье. Иван выходил в жизнь нищим, с нетвердым домашним образованием и единственным заветом отца: «Помни, нет большей беды, чем печаль. Все на свете проходит и не стоит слез».

Это плохой старт для человека. А для художника – и для лицедея – как оказалось, хороший. Бунин постепенно понял, что именно делает его писателем. Позже, встретив свою последнюю, на всю оставшуюся жизнь, жену, Веру Муром­цеву, которая всю себя готова была потратить на его счастье, вдруг сказал: «А мое дело пропало – писать я больше, верно, не буду. Поэт не должен быть счастлив, должен жить один, и чем лучше ему, тем хуже для писания. Чем лучше ты будешь, тем хуже». – «Я в таком случае постараюсь быть как можно хуже», – отвечала Вера Николаевна смеясь, а позже признавалась, что сердце ее в этот миг сжалось. Сжалось рановато: она еще не представляла себе, что переживет с ним.

«Поэт не должен быть счастлив, должен жить один, и чем лучше ему, тем хуже для писания».

Ему нравилось нравиться. Но и сделать себе силами близких похуже у него, талантливого лицедея и манипулятора, получалось необыкновенно хорошо. 19-летним хлыщом и бездельником он заявляется в газету «Орловские вести», где в него уже влюблена издательница, которая делает ему авансы – и в денежном, и в амурном смыслах. Естественно, что самый верный путь усложнения – немедленно влюбиться в корректора той же газеты и племянницу издательницы, Варвару Пащенко. Утащить ее жить невенчанной, потом через несколько лет все же отправиться просить руки – и немедленно напороться на грубый отказ: доктор Пащенко «ходил большими­ шагам­и по кабинету и говорил, что я Варваре Владимировне не пара, что я головой ниже ее по уму, образованию, что у меня отец – нищий, что я бродяга (буквально передаю), что как я смел иметь наглость, дерзость дать волю ­своему чувству...»

Когда еще пару лет спустя Варя бежит с его лучшим другом, оставив лаконичную записку: «Ваня, прощай. Не поминай лихом», человек Иван Бунин совершенно безутешен, а писатель и переводчик задумывает будущую прекрасную повесть «Лика» и допиливает от отчаяния перевод «Песни о Гайавате».

Уехав зализывать душевные раны в Одессу, Бунин заводит там дружбу с Николаем Цакни, бывшим народоволь­цем и политэмигрантом. Жена его, конечно, моментально влюбляется в Бунина и зазывает на дачу. Наклевывается ненавязчивый приморский адюльтер, но на той самой даче писатель впервые встречает дочь Цакни от первого брака, Анну, и страстно влюбляется. «Это было мое языческое увлечение, солнечный удар». Иван делает предложение едва ли не в первый вечер, Анна немедленно его принимает, а мачеха столь же молниеносно сменяет милость на вполне предсказуемый гнев.

Брак! Достаток! Благополучие! Никакой литературы. Но, на счастье, Анна не видит в муже таланта, ей не нравятся его стихи и рассказы. Бунин покидает и Одессу, и жену. Родившийся у Анны сын в возрасте пяти лет умрет от менингита; брак будет формально длиться до 1922 года, мучая Ивана. Вот в таких-то ситуациях и пишется первое знаменитое лирическое – и навсегда гимн русских брошенных алкосамцов:

Мне крикнуть хотелось вослед:

«Воротись, я сроднился с тобой!»

Но для женщины прошлого нет:

Разлюбила – и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить...

Хорошо бы собаку купить.

Когда же становится нестерпимо хорошо, приходится принимать специальные меры. На время можно перебиться изматывающими путешествиями («капитан сказал, что до Цейлона будем плыть полмесяца», это вам не самолетное сел-встал) или политической борьбой. «После резкой заграничной оплеухи» Бунин возвращается в Россию, смотрит на ее устройство новыми глазами и пишет свой самый знаменитый сборник рассказов «Деревня». Ах, кто из нас не просыпался в России на другой день после обратного рейса в отчаянии и тоске. Хмарь, сырые рассветы, неумение жить хорошо – самое то, чтобы рубить сплеча и громить безжалостно метким словом русского крестьянина: «Ничего не делают, кроме пахоты, а пахать – единственного своего дела – никто не умеет, бабы пекут хлеб скверно, сверху корка, внизу кислая жижа». Нет, Бунин не озлобился, да и нельзя озлобиться, если хочешь нравиться людям. Но, когда от тоски и неурядицы он спускает свою страсть с поводка, по всей родине проходится танцующим Халком.

Ах, кто из нас не просыпался в России на другой день после обратного рейса в отчаянии и тоске.

Он так крушил эту старую, несчастную жизнь, что полюбился революционерам. Горький, в восторге от «Деревни», зазывает его печататься в собственном издательстве (деньги сильно больше, чем где-то еще), тащит к себе на Капри. Но нахлынувшая в 1918-м правда показывает: большевицкая новая жизнь Бунину сильно гаже прежней. Теперь он консерватор, националист, монархист – и по-прежнем­у стилист. На юг от большевиков, в Одессу (сердечные шрамы еще ноют, но уже не до них), в Константинополь, во Францию, прочь, проклиная и новых хозяев, и по-детски обманутый ими народ, и допустившего все это царя, и милостивую к своему народу армию. Из этого клокочущего варева соберутся потом «Окаянные дни», которые русская эмиграция станет заучивать наизусть.

В Грассе затишье, Вера Муромцева – идеальная писательская жена, даже у Толстого (бунинская любовь на всю жизнь, перед смертью будет перечитывать «Воскресение») такой не было. И как-то подозрительно хорошо. Первый роман – «Жизнь Арсеньева», конечно, придумывается, но медленно и неохотно­.

Бунину 55, первую седину носит с большим достоинством. Ревниво сравнивает себя с другими. Когда юные собеседницы хвалят при нем Пруста, говоря: «Он величайший в этом веке», с детской жадностью переспрашивает: «А я?» Матерно ругая поэзию Блока, тут же добавляет: «И совсем он был не красивый! Я был красивее его!»

Когда юные собеседницы хвалят при нем Пруста, говоря: «Он величайший в этом веке», с детской жадностью переспрашивает: «А я?»

С Галиной Кузнецовой их познакомил общий приятель на пляже. Иван Алексеевич следил за собой чрезвычайно: непременная гимнастика каждое утро, морские ванны при каждой возможности. Хорошо и легко плавал, много и без одышки. Мокрые купальные трусы, облепляющие худые ноги, на песке мокрое пятно. В таком виде академик и живой классик зовет юную поэтессу к себе – почитать стихи. И тут все становится именно так, как надо, – плохо.

Нина Берберова, мало к кому доб­рая в своих воспоминаниях, пишет про фиалковые глаза Кузнецовой и про то, какая она была вся фарфоровая, с легким заиканием, придававшим ей еще большую прелесть и беззащитность. Короткие летние платья, короткие волосы, схваченные спереди широкой лентой. Бунин влюбляется, как обычно, – стремительно и целиком. После года визитов в Париж (Галина уходит от мужа, ­Бунин снимает ей квартиру) перевозит ее на семейную виллу. Зовет ее Рикки‑Тикки‑Тави, киплинговским мангустом. Каких уж она, податлива­я и юная, побеждала ему змей – бог весть. Но роман пишется, переводится, из Стокгольма шлют тайные письма от Нобелевского комитета: «В прошлом году обсуждали вашу кандидатуру, но не нашли перевода «Жизни Арсеньева». В нынешнем должно получиться».

В день объявления премии идет в кинотеатр смотреть фильм с дочкой Куприна в главной роли. В антракте бросается пить коньяк. Наконец появляется оставленный дома посыльный. «Звонили из Стокгольма».

Все в этих нескольких нобелевских месяцах: жалобы королю о горькой доле изгнанника, медленные поясные поклоны, как из древнерусского водевиля (пресса игру оценила, поклоны именовали бунинскими), тень избавления от нищеты, жена и любовница на официальном приеме (скандал не объявлен, но шепоты шелестят), фатальная встреча Галины с Маргаритой, боль разлуки. Не любил лесбиянок куда больше русских крестьян, но уже вовсе не так шумно.

А почти всю свою Нобелевскую премию просадил на писательские пирушки и прочие формы барства. Доживал в нищете, но с гордо поднятой головой. Стилист!

4 ОБРАЗА ИВАНА БУНИНА

Перемены писатель­ского облика в цита­тах критиков и сов­ременников.

«Невозможно не подставлять вместо Алеши Арсеньева в герои повествования самого молодого Бунин­а с его румянцем, усиками, глазами, чувствами (есть такой молодой портрет в бурке на плечах)».

М. Рощин, «Иван Бунин»

«И в тридцать лет Бунин был юношески красив, свеж лицом, правильные черты которого, синие глаза, остроугольная русо-каштановая голова и такая же эспаньолка выделяли его, обращали на себя внимание».

О. Михайлов, «Куприн»

Слева направо: Иван Бунин с физиками Эрвином Шрёдингером, Полем Дираком и Вернером Гейзенбергом на вручении Нобелевской премии. Стокгольм, октябрь 1933 года Keystone-France / Gamma-Keystone via Getty Images

Что можно делать

Пить дорогое шампанское

«Ян Так Бунина называла его жена — Вера Николаевна Муромцева-Бунина. между прочим сказал, что он любит шампанское. Шор Давид Шор — русско-палестинский пианист, друг Бунина. возмутился. Как, тратить деньги на шампанское! Вот что он купил рояль за тысячу рублей — это дело другое.
— А по-моему, и на шампанское можно тратить! — возразил Ян».

Что делать необходимо

Остерегаться числа 13

«Мы познакомились тринадцатого июня. Бунин считал это число роковым. — Да, — сказал он мне как-то, — нужно было остерегаться числа 13, сколько раз уж оно приносило мне беду, скольких бесполезных страданий я бы избежал…»

Ум-эль-Банин. «Последний поединок Ивана Бунина»

Гулять одному

«Обыкновенно он гулял один.
— Терпеть не могу, не переношу, — объяснял он свое пристрастие к одиночеству, — чтобы со мной рядом этакий ротозей порол всякую чепуху или, что еще хуже, восхищался идиотски: „Ах, какое фантастическое облако! А нарисовать — ведь не поверят!“ А если шагает молча и смотрит, как корова на новые ворота, — тоже противно, тоже злит меня. Значит, брюхом всю эту красоту переживает. Сдерживаюсь, чтобы не послать его ко всем чертям в преисподнюю, где ему уже место заготовлено. И уж какое тут наслаждение возможно!»

Ирина Одоевцева. «На берегах Сены»

Чего делать ни в коем случае нельзя

Называть детей Филиппами

«А у вас есть нелюбимые буквы? Вот я терпеть не могу букву „ф“. Мне даже выводить на бумаге это „ф“ трудно, и в моих писаниях вы не найдете ни одного действующего лица, в имени которого попадалась бы эта громоздкая буква. А знаете, меня чуть-чуть не нарекли Филиппом. В последнюю минуту — священник уже стоял у купели — старая нянька сообразила и с воплем прибежала к моей матери: „Что делают… что за имя для барчука!“ Наспех назвали меня Иваном, хоть это тоже не слишком изысканно, но, конечно, с Филиппом несравнимо. <…> Что все-таки могло произойти — „Филипп Бунин“. Как это звучит гнусно! Вероятно, я бы и печататься не стал».

Называть персонажа Бахтиным

«Пьеса А. Вознесенского „Актриса Ларина“. Я чуть не заплакал от бессильной злобы. Конец русской литературе! Как и кому теперь докажешь, что этого безграмотного удавить мало! Герой — Бахтин — почему он с такой дворянской фамилией? — называет свою жену Лизухой. „Бахтин, удушливо прибли-жаясь…“ — „Вы обо мне не тужьте…“ (вместо „не тужите“) и т. д. О, Боже мой, Боже мой! За что Ты оставил Россию!»

Иван Бунин. Дневники

Ездить в Италию зимой

«Ныне весь день проливной дождь. Кляну себя, что приехал. Италия зимой убога, грязна, холодна, и все давно известно-переизвестно здесь».

Иван Бунин. Дневники

Прощать

«Вместо Немецкой улицы — исторического, давнего названия — улица Баумана! О! И этого простить нельзя!»

Иван Бунин. Дневники

Что плохо в литературе

Поэты-дураки

«Тот, кто называется „поэт“, должен быть чувствуем, как человек редкий по уму, вкусу, стремлениям и т. д. Только в этом случае я могу слушать его интимное, любовное и проч. На что же мне нужны излияния души дурака, плебея, лакея, даже физически представляющегося мне противным?»

Иван Бунин. Дневники

Рожи и архирожи

«…Московские „рожи“, не довольствуясь тем, что они и от рождения рожи, из кожи вон лезут, чтобы стать рожами сугубыми, архирожами. Посмотрите на всех этих Есениных, Бабелей, Сейфуллиных, Пильняков, Соболей, Ивановых, Эренбургов: ни одна из этих „рож“ словечка в простоте не скажет, а все на самом что ни на есть руссейшем языке:
— Никла Ильинка монашенькой постной, прежняя дебелая, румяная, грудастая бабеха… (Соболь)
— По Макарью величайшей задницей та же рассаживалась московская дневная Ильинка… (Пильняк)
А некоторые умники в Берлине, в Париже, в Праге тают от умиления: „Ах, говорят они, ах, какой сочный, ядреный русский язык, какая истинно национальная Русь прет теперь из русского чернозема, и как жадно должны мы ловить свет именно оттуда, и какое обилие там — только там! — таланта, жизни, молодости“».

Иван Бунин. «Инония и Китеж»

Студенты первого курса

«В особенности Бунин предостерегал от литературных штампов, всех этих „косых лучей заходящего солнца“, „мороз крепчал“, „воцарилась тишина“, „дождь забарабанил по окну“ и прочего…
К числу мелких литературных штампов Бунин также относил, например, привычку ремесленников-беллетристов того времени своего молодого героя непременно называть „студент первого курса“, что давало как бы некое жизненное правдоподобие этого молодого человека и даже его внешний вид: „студент первого курса Иванов вышел из ворот и пошел по улице“, „студент первого курса Сидоров закурил папиросу“, „студент первого курса Никаноров почувствовал себя несчастным“.
— До смерти надоели все эти литературные студенты первого курса, — говорил Бунин».

Валентин Катаев. «Трава забвенья»

Лирические концовки, восклицания и многоточия

«Плохие писатели почти всегда кончают рассказ лирически, восклицанием и многоточием».

Иван Бунин. Дневники

Что вредно в литературе

Пушкин и его культ

«Я говорил еще, что Пушкин молодым писателям нравственно вреден. Его легкое отношение к жизни безбожно. Один Толстой должен быть учителем во всем».

«Как дик культ Пушкина у поэтов новых и новейших, у этих плебеев, дураков, бестактных, лживых — в каждой черте своей диаметрально противоположных Пушкину. И что они могли сказать о нем, кроме „солнечный“ и тому подобных пошлостей! А ведь сколько говорят!»

Иван Бунин. Дневники

Что плохого в языке

Отмена «ятей»

«Очень долго он [Бунин] не хотел примириться с новой орфографией, серьезно уверяя, что никакое слово „без твердого знака не стоит на обеих ногах“, а затем картинно пояснял, что „лес“ без „яти“ теряет весь свой смолистый аромат, тогда как в „бесе“ через „е“ уже исчезло все дьявольское!»

Александр Бахрах. «Бунин в халате»

Слово «отнюдь»

«Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса идет в литературе уже давно.
— Вы домой? — говорю как-то писателю Осиповичу, прощаясь с ним на улице.
Он отвечает:
— Отнюдь!
Как я ему растолкую, что так по-русски не говорят? Не понимает, не чует:
— А как же надо сказать? По-вашему, отнюдь нет? Но какая разница?
Разницы он не понимает. Ему, конечно, простительно, он одессит».

Иван Бунин. «Окаянные дни»

«До отхода парохода у нас час времени, мы заходим в ресторан и спрашиваем бутылку кармельского красного вина. Вино недурное, но тяжелое. Напитки каждой страны Яна очень интересуют. Он говорит, что через вина он познает душу страны».

Вера Муромцева-Бунина. «Беседы с памятью»

Как определить качество мяса

«Я знала, что он это делает всегда — и за ужином у Цетлиных, и в наилучшем парижском ресторане, и у себя дома.
— Нет, — сказала я, — Иван Алексеевич, у меня вы нюхать цыпленка не будете. — И твердо отвела его руку с куском цыпленка на вилке.
— Ай да женщина! — весело сказал он. — Не боится никого. Недаром „я близ Кавказа рождена“ и т. д. Только как же не нюхать? Дворянин тухлятину есть не может.
— Здесь, — сказала я, — вам тухлятины не дадут».

Нина Берберова. «Курсив мой»

Как хранить табак

«На днях купил фунт табаку и, чтобы он не сох, повесил на веревочке
между рамами, между фортками».

Иван Бунин. «Окаянные дни»

Гид по стилю

Не щеголяй в поддевках

«…Не щеголяй в поддевках, в лаковых голенищах, в шелковых жаровых косоворотках с малиновыми поясками, не наряжайся под народника вместе с Горьким, Андреевым, Скитальцем, не снимайся с ними в обнимку в разудало-задумчивых позах — помни, кто ты и кто они».

Иван Бунин. «Шаляпин»

Не ходи в нужник с поднятым воротом

«Маяковский, державшийся… все время с какой-то хамской независимостью, щеголявший стоеросовой прямотой суждений, был в мягкой рубахе без галстука и почему-то с поднятым воротником пиджака, как ходят плохо бритые личности, живущие в скверных номерах, по утрам в нужник».

Иван Бунин. «Окаянные дни»

О красоте

Женской…

«В этой архирусской трагедии [поэме „Двенадцать“] не совсем ладно одно: сочетание толстой морды Катьки с „бедовой удалью ее огневых очей“. По‑моему, очень мало идут огневые очи к толстой морде. Не совсем кстати и „пунцовая родинка“ — ведь не такой уж изысканный ценитель женских прелестей был Петруха!»

Иван Бунин. «Третий Толстой»

…и мужской

«— И совсем он был не красивый, — однажды воскликнул Бунин, говоря о Блоке, — я был красивее его».

Нина Берберова. «Курсив мой»

Кто неправ

Чехов

«…Вопреки Чехову, нигде не было в России садов сплошь вишневых: в помещичьих садах бывали только части садов, иногда даже очень пространные, где росли вишни, и нигде эти части не могли быть, опять-таки вопреки Чехову, как раз возле господского дома, и ничего чудесного не было и нет в вишневых деревьях, совсем некрасивых, как известно, корявых, с мелкой листвой, с мелкими цветочками в пору цветения (вовсе непохожими на то, что так крупно, роскошно цветет как раз под самыми окнами господского дома в Художественном театре)».

Иван Бунин. «Автобиографические заметки»

Кто пакостит

Плотники

«Плотники часто пакостят при постройке домов: разозлятся на хозяина и вобьют, например, гвоздь от гроба под лавкой в переднем углу, а хозяину после того всё покойники будут мерещиться».

Иван Бунин. Дневники